Колдовство и колдовские болезни в средние века

Объяснение причины болезни колдовством - одно из наиболее распространенных и устойчивых верований, известное всем народам и просуществовавшее вплоть до наших дней. Заметное место занимали колдуны с их колдовством и в повседневной жизни средневековой Западной Европы, включая сферу объяснения причин и лечения болезней.

Христианство унаследовало эти верования от эпохи варварства. Устный характер и доминирующая роль традиции как механизма культуры, направленного на обеспечение ее устойчивости и приспособляемости к меняющимся условиям, позволили средневековой народной культуре сохранить эти верования даже тогда, когда христианский взгляд на мир, казалось бы, должен был господствовать во всех областях жизни. "Наколдованными", как правило, считались едва ли не любые внезапные заболевания, особенно со смертельным исходом, хотя предпочтение отдавалось скорее психическим заболеваниям, бесплодию или вяло текущим болезням с неясной локализацией симптомов. Когда речь идет о колдовстве как причине болезни, источник следует искать среди людей, "профессионально" занимающихся колдовством (ведьмы, колдуны, шаманы, знахари), хотя навести "порчу", как считалось, может каждый.

Фольклорные образы субъектов колдовства никогда не были четкими, а их функции не были постоянными. К ведьме, шаману и колдуну обращались не только за содействием в "Изведении" ненавистного соседа или постылого мужа, но и за помощью при болезнях, розыске воров, то есть для контрколдовства. Мифологическое мышление тесно связывает между собой искусство исцеления и колдовство, поскольку всякое лечение предполагает ряд магических актов, а самый невинный отвар из трав на самом деле является тщательно разработанным символом, глубинный смысл которого - достояние "коллективного бессознательного". Он недоступен носителям культуры: ни лекарям, ни их пациентам, хотя многие травы из тех, что входят в состав различных отваров и снадобий, на поверку не имеют или почти не имеют никакого целебного эффекта.

Привычное для современного человека разделение на колдунов (ведьм) и знахарей (ворожей), т. е. на практикующих "черную" (вредоносную) и "белую" (целительную) магию, условно. Противопоставление колдунов, запродавших душу дьяволу и ассоциируемых с силами зла, и знахарей, которые прибегают к помощи светлых сил - Бога, молитвы, знака креста и ладанок с христианским содержимым, а также естественной силы трав и минералов, характерно уже для народных верований Нового времени, но не Средних веков. Оно явилось плодом многовековой эволюции образа ведьмы (колдуна) под воздействием христианства и отражает в конечном счете присущее христианской картине мира противопоставление божественных и демонических сил. Отождествление" народной магии с культом дьявола и объявление ведьм и колдунов в том их облике, который существовал в массовом сознании в раннее и даже в развитое средневековье, слугами дьявола было обусловлено внутренними процессами эволюции культуры, укреплением в ней позиции церкви, повлекшим за собой "демонизацию" традиционной народной культуры (1) .

Христианская церковь изначально относилась к народной магии, практиковавшейся населением, с большим подозрением, а веру в ведьм вовсе отрицала. Саксонский капитулярий Карла Великого 787 г. угрожал смертной казнью тем, кто, одураченный дьяволом, верят в существование стриг или ламий - ведьм, способных пожирать живых людей, и на этом основании убивают обвиненных в подобном преступлении (2) . Лишь с конца XIII в., когда в лоне официальной культуры оформляется учение о ведьме как прислужнице Сатаны, ее персона окончательно легализуется в тексте средневековой культуры, а народная магия - производственная, целительная и пр. - становится побочной и из пассивно осуждаемой превращается в активно преследуемую. Каковы же были эти средневековые колдуны и ведьмы до того, как "поступили на службу к дьяволу"?

В скандинавской традиции колдовство, хотя и оправдывалось мифами об Одине, во времена позднего язычества, т. е. в IX - X вв., считалось делом, недостойным мужчин. В сагах чаще всего речь идет о вёльвах - женщинах- шаманках, провидицах и прорицательницах, владеющих искусством нарезать руны, влиять на погоду и менять свой облик. Их магия может быть опасной для человека: им ничего не стоит отнять у него разум и силу, наслать на него болезнь и даже смерть. Особенно зловредным считалось колдовство лапландских шаманов, которые и богам могут навязать свою волю. После распространения в Норвегии христианства норвежские законы угрожали смертью всем, кто практикует лапландское колдовство. В истории культуры это типичный случай, когда один народ считает колдунов другого, менее развитого, народа более могущественными. Точно так же несколько веков спустя враждовавшие между собой католики и протестанты полагали, что священники из враждебного лагеря более эффективно лечат болезни при помощи определенных христианских ритуалов и "отчитывают" одержимых.

В сагах ведьмы и колдуны действуют заклинаниями, руническими знаками, силой взгляда, дыхания и при помощи наговоренных предметов. Такова Малая Вёльва Торбьёрг из "Саги об Эйрике Рыжем" (гл. 4), слывшая прорицательницей. Зелья, необходимые для ворожбы, она носила в большом кошеле, висевшем на поясе из трута, в руке держала посох (шаманский жезл) с набалдашником, оправленным желтой медью и усаженным самоцветными камнями; на пиру, куда ее пригласили, она ела блюдо, приготовленное из сердец разных животных, забитых для угощения гостей, а ворожбу (камлание) совершала на специально приготовленном помосте. Помимо ведьм и колдунов саги упоминают также особо "мудрых" женщин, знающих травы и руны, занимающихся гаданием и врачеванием, а при случае способных навредить, и колдуний, специализирующихся на рунической магии. Певцы-скальды - тоже немного колдуны, им известно искусство нарезания рун, а сочиненные ими висы и песни способны воздействовать на человека. "Хулительная песнь" (нид) могла вызвать у того, против кого она направлена, болезнь или даже смерть(3) .

Руны играли особую роль в магической практике северных германцев. Они использовались преимущественно как знаки на амулетах. Магическое действие рун заключено скорее именно в знаках, хотя, как полагают некоторые исследователи, руническое колдовство выросло из словесной магии(4) . Даже отделенные от предмета и соскобленные, они способны были оказывать магическое воздействие. Для усиления действия рун их красили кровью или ее заменой по цвету - охрой. Вредоносные руны могут вызвать болезнь. В "Саге о Греттире" (гл. 78) есть сюжет, как ведьма нарезает такие руны на корневище дерева, которое обязательно должно было быть мертвым, сухим. Рана, полученная Греттиром от удара топором, отскочившим от этого корневища, и казавшаяся пустячной, парализует силу Греттира, вызывает у него лихорадку и сводит его в могилу(5) .

Искусство нарезания рун - сложное, доступное лишь избранным. Неверно вырезанный знак может привести к трагическим последствиям. Некий крестьянский юноша из "Саги об Эгиле" (гл. 72), чтобы склонить девушку к любви, нарезает руны на китовом усе и прячет в ее постели. Однако в надпись закралась ошибка, и вместо любви он вызвал у несчастной тяжкую болезнь. Девушка излечилась лишь после того, как неверные руны были заменены целительными (6) . В континентальных "варварских правдах", капитуляриях, "покаянных книгах" (пенитенциалиях) и канонических актах по отношению к лицам, занимавшимся колдовством, применяются специальные термины романского и германского происхождения. Для женщин - stri(g)a, granderba, fara, masca, которые обобщаются понятием ведьмы. Для мужчин - maleficus - колдун, her(e)burgius, strioportius - колдун, знаток трав и помощник ведьмы. Он как настоящий кавалер подносит ей котел для приготовления зелий. Этот котел играет важную роль в мифологических сюжетах, в особенности когда речь идет о погодной магии, предсказаниях и ритуальных жертвоприношениях. Иногда в сознании крестьян колдуны и колдуньи смешивались с персонажами низшей мифологии. Так случилось с Фригой-Хольдой, с которой, как писал в XII в. Вормсский архиепископ Бурхард, народная глупость путала ведьму.

В каждой деревне тогда жила непременно хотя бы одна herbaria - женщина, чаще всего пожилая и одинокая, сведущая в травах, принимавшая роды, вправлявшая вывихи, умевшая заговаривать болезни, готовить "приворотные" напитки, а при случае навести порчу. Таких знахарок часто объявляли ведьмами и обвиняли в постигших общину неприятностях: недороде, засухе, море на скот. Кузнецы, пастухи, плотники, угольщики, охотники тоже слыли знатоками колдовского искусства в силу того, что отличались от соседей-крестьян тем, что являлись более узкими специалистами и владели профессиональным знанием, доступным не каждому. Тогда всякая технология входила в область сакрального значения, а ее владельцу приписывались особые свойства и качества.

Положение таких людей в обществе было неоднозначным, и трудно сказать, чего в отношении окружающих к ним было больше - почтения к их знаниям или суеверного ужаса. Все они слыли людьми мудрыми, и к ним обращались не только за профессиональной помощью, но и за советом в житейских делах. Народная фантазия и в эпоху язычества, и с приходом христианства продолжала подозревать их в близком знакомстве с нечистой силой. Так, на мельнице, по всеобщему убеждению, всегда водились черти, а сам мельник был на короткой ноге с водяным. Нечистый с удовольствием посещает по ночам кузницу, чтобы "забавляться с молотом и наковальней", а кузнец нередко слыл оборотнем (6).

От людей, которых народная молва считала ведьмами и колдунами, в первую очередь следовало ожидать какого-нибудь вреда. По поверьям, они могли оборачиваться ночным кошмаром (марой) и мучить, иногда до смерти, людей во сне. Из "варварских правд" известна любовь ведьм к человеческому мясу. Это объяснимо с точки зрения присущих древнегерманской культуре представлений о душе и жизненной силе человека, которую можно "перенять через плоть". А потому, если женщина съела мясо человека и было доказано, что она ведьма, полагался выкуп в 200 солидов (7) . В пенитенциалии Бурхарда Вормсского упоминается и такое народное поверье, согласно которому ведьма могла, и не нарушая плоти, выкрасть у спящего человека сердце и съесть его, а взамен вложить деревяшку, пук соломы или что-нибудь волокнистое. Пожирание сердца производилось с целью завладеть жизненной силой жертвы. После этого человек заболевал, а иногда умирал. Это верование сохранилось у немецких крестьян до Нового времени, и с его помощью часто объясняли внезапные заболевания без видимой причины.

Магическая техника воздействия на душу и тело человека была разнообразна. А поскольку всякий уважающий себя приходской священник считал своим долгом выведывать у прихожан на исповеди, не занимаются ли они чем-нибудь "таким" или не верят ли во что-нибудь "такое" (что есть великий грех для души), то их вопросники, "покаянные книги", показывают нам довольно полную картину приемов и средств народной магии. Многочисленные статьи "покаянных книг" осуждают вредоносные заклинания и разнообразные магические обряды, совершаемые над ладанками с различным содержимым, веревками с завязанными на них узлами (завязывание узлов означает магическое принуждение), травами и пр. Подобный обряд описан у Бурхарда Вормсского, когда "нечестивые люди" - свинопасы, пахари, охотники - распевали "дьявольские песнопения", заклинания над хлебом, травами или злодейской веревкой, а затем кидали эти предметы на перекрестках дорог или прятали в кронах деревьев, чтобы избавить своих домашних животных от напасти, чужих же погубить (8) . Тут мы имеем дело с описанием обряда избавления от порчи, что по русской традиции называлось "относ". Этот обряд не вредоносен по своему прямому назначению: исполняющие его стремятся лишь отвести порчу от своего скота. Нечто подобное применялось и в отношении людей. Однако "относ" имел и опасную сторону, на которую указывает автор пенитенциалия: всякий, кому первому ненароком попадется на пути наговоренный предмет, окажется "испорчен".

Помимо всяких ухищрений с наговоренными предметами, зубами, когтями и внутренностями демонических животных (мышей, кротов, кошек, медведей, змей), с заклинаниями, превращениями в волков, жаб и ворон ведьмы и колдуны всегда не прочь воспользоваться и ядами, готовить которые они большие мастера. Григорий Турский в "Истории франков" сообщает о некоем самозванном святом - "большом совратителе, обманувшем многих своей хитростью". Разоблачивший его парижский епископ нашел при нем "большой мешок, полный кореней различных трав; там были также и зубы крота, и кости мышей, и когти медведя, и медвежий жир. Видя, что это колдовские вещи, он приказал все это бросить в воду". Церковная литература осуждает изготовление ядов наряду с двумя другими основными разновидностями колдовства: заклинаниями и использованием амулетов. В канонических текстах внешне нейтральное слово "травы" обычно имеет значение колдовского, ядовитого, контрацептивного или любовного, но никак не медикаментозного напитка из трав. "Не изготовлял ли ты какого-нибудь смертоносного напитка и не изводил ли ты кого-нибудь с его помощью?" - всякий раз спрашивал на исповеди священник у прихожанина (9) .

Согласно "варварским правдам", преждевременные роды, выкидыши и рождение мертвых младенцев тоже приписывались колдовскому воздействию и карались крупным штрафом. Из трав изготовлялись средства для прерывания беременности и для контрацепции. Действия женщин, которые "своим колдовством и своими травами" делали так, что "плод или будет изгнан, или погибнет, или, если еще не зачали, делают так, что и не зачнут", противоречили христианской нравственности и также подпадали под определение колдовства, считаясь тягчайшим грехом, наказуемым десятилетним покаянием (10) . В традиционном обществе колдовство - бытовое явление, обусловленное магическим отношением к миру.

Всякий человек, носитель традиционной культуры, обязательно владеет определенным минимумом приемов производственной, целительной, вредоносной магии, которые являются своего рода технологиями в разных сферах жизненной практики. Особенно это касается женщин, поскольку именно женщина - главная хранительница традиций. Не только колдуньям, но и обычным женщинам были известны многие приемы "домашней" магии, посредством которой они лечили детей, предохраняли семью от вреда со стороны умерших ее членов, могли "переманить" к себе изобилие соседа, приворожить мужчину или, в случае измены, нанести здоровью своих любовников ущерб: "Когда она узнает, что ее дружок хочет иметь законную супругу, она каким-то колдовским способом гасит его страсть так, что он может совокупляться только с нею, а не с законной женой".

Бурхард Вормсский сообщал, как можно, по народному поверью, уморить нелюбимого мужа: коварные жены, сняв с себя одежду и натерев тело медом, вываливаются в пшенице, разбросанной по расстеленной на земле ткани; прилипшие к телу зерна размалывают на зернотерке, не забывая вращать ее ручку, по колдовскому обычаю, только против хода солнца; испеченный из такой пшеницы хлеб дают съесть мужу, от чего тот без видимой причины слабеет и умирает. Можно также, выследив человека, вырезать и унести дерн из его следов. Так колдующие "надеются унести его здоровье или жизнь"(10) .

Распространение в Европе христианства и активная борьба церкви с суевериями, к которым она относила прежде всего веру в ведьм и колдовство, не изменили народного отношения к вредоносной магии как к эффективному средству воздействия на душу и тело человека. Напротив, христианский ритуал обогатил и без того обширный арсенал магических средств нанесения вреда. Во время мессы, например, на алтарь потихоньку ставили восковые фигурки людей, чтобы потом "наговорить" с их помощью кому-нибудь смерть. Часто их пронзали иголками или топили в святой воде, как и серебряные монетки, вследствие чего жертва должна была заболеть и умереть в мучениях.

Заупокойная молитва или обедня по живым людям тоже могли спровоцировать смерть жертвы колдовства. Для усиления действия такой обедни на алтарь ставили упомянутую фигурку из воска. Судя по тому, сколь часто упоминается о таком грехе в проповедях немецкого проповедника Бертольда Регенсбургского (XIII в.), эта богопротивная практика была весьма распространена. Заупокойных молитв и обеден по живым так боялись, что в специальной молитве призывали Бога отвратить их. Сходное действие ожидалось от свечи, поставленной "за упокой" еще при жизни объекта колдовства. В 1227 г. Синод в Трире строжайшим предписанием напоминал священникам о необходимости держать под замком святую воду, пепел и елей, чтобы их не украли для колдовских целей; не оставлять без присмотра в церкви погребальные носилки и ни в коем случае не служить заупокойную мессу по живым (11) .

Сколь бы неустанно ни боролась официальная церковь с суевериями, постепенно и сама она проникалась верой в возможность влиять на здоровье с помощью колдовства, которое в глазах теологов непременно было связано с культом дьявола. Уже в IX в. Реймсский архиепископ Гинкмар, одним из первых заинтересовавшийся этим, обосновал существование наряду с естественной импотенцией мужчины еще и наколдованной, проявляющейся в отношении определенной женщины. Подобное разделение столь укоренилось, что перешло в каноническое право и стало официальным основанием для разрешения мужчинам повторных браков. Спустя некоторое время церковь стала считать колдовскими многие заболевания, сегодня причисляемые обычно к психосоматическим.

Влияния такого объяснения некоторых болезней колдовством не сумела избежать даже и монашеской ("теологической") медицине. Острые психозы, параличи, потеря памяти, заикание, внезапная смерть стали объясняться делом рук cатаны и его приспешников - колдунов. В средневековых медицинских учебниках колдовство упоминалось, впрочем, не часто: существование болезней с такой этиологией не подвергалось сомнению, но их терапия считалась делом священников, поскольку всякое колдовство и борьба с ним относятся к компетенции церкви.

Хотя число преследований за колдовство до середины XIII в. было еще относительно невелико, можно утверждать, что именно в период развитого средневековья происходило окончательное переосмысление официальной церковью народных представлений о колдунах и колдовстве, прежде осуждавшихся как злостные суеверия людей, введенных в заблуждение дьяволом; эти представления узакониваются и становятся частью официальной церковной культуры, что, в свою очередь, явилось затем одной из предпосылок повальной охоты на ведьм, охватившей Европу с конца XV столетия.

Примечания:

1. ГУРЕВИЧ А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М. 1990, с. 308 - 376.

2. Monumenta Germaniae Historica (MGH), Legum sectio II. Capitularium de partibus Saxoniae, cap. 6.

3. ГУРЕВИЧ А. Я. Поэзия и магия слова. - Одиссей, вып. 5 (в печати).

4. UEHLI E. Nordisch-germanische Mythologie als Mysteriengeschichte. Stuttgart. 1961.

5. Сага о Греттире. Новосибирск. 1976.

6. Исландские саги. М. 1973.

7. MGH, Pactus legis Salicae, cap. 64 (3); Leges Langobardorum, edictus Rothari, cap. 197, 198.

8. Die Bussbucher und Bussdisziplin der Kirche. Bd. II. Graz. 1958, Corrector Burchardi, N 63.

9. ГРИГОРИЙ ТУРСКИЙ. История франков. М. 1987, кн. 9, гл. 6.

10. MGH, Leges Alamannorum, cap. 77; Corrector Burchardi, N 159, 168, 168, 179, 172, 173, 176, 186, 193, 175.

11. FRANZ A. Die Messe im deutschen Mittelalter. Freiburg. 1902, S. 87.

Вопросы истории, № 11, Ноябрь 1994, С. 158-162.

Арнаутова Юлия Евгеньевна - научный сотрудник Института всеобщей истории РАН